Наступление было приостановлено. К месту трагедии в спешном порядке подтягивали отставшие тылы, где и были химики и врачи.
Они срочно развернули полевой госпиталь и принялись за пострадавших. Из республики к Самаку были направлены несколько самолетов с необходимым оборудованием, лекарствами, врачами. А также несколько тысяч комплектов защитной формы, противогазов и индивидуальных аптечек с препаратами.
Когда о произошедшем стало известно центральному руководству республики, а потом и только создаваемому правительству воссоединенной Русинии, было принято несколько решений.
Во-первых, было решено нанести мощный бомбо-штурмовой удар по всем выявленным местам расположения военных частей каганата на всю его глубину. При этом использовать оперативно-тактические ракеты и стратегические бомбардировщики — целое звено из четырех машин. Во-вторых, привлечь средства массовой информации, в том числе и зарубежные, чтобы показать злодеяния каганата и еще раз выставить его в самом неприглядном свете. Это лишний раз докажет правильность предпринимаемых шагов новой Русинией по отношению к временно отторгнутым землям.
Одновременно с этим штаб южного направления, или как теперь они именовался — оперативный штаб командования южным фронтом, — решил осуществить обходной маневр и нанести главный удар восточнее, тем самым пробив основную линию обороны каганата в наименее защищенном месте. Дополнительный авиаудар и артподготовка были нанесены именно по этому району.
В общем, вышло как нельзя лучше. Весь мир узнал о злодеяниях каганата и тех, кто за ним стоит. После чего даже самые рьяные противники Русинии вынуждены были прикусить языки. А новообразованная республика получила дополнительный козырь и карт-бланш для последующих шагов. Все вышло действительно здорово, и я даже подумал, что политическая верхушка Русинии могла как-то подтолкнуть каганат к применению химического оружия. Через своих людей, сидящих в руководстве Орду-улема. Это было в стиле новых властей республики. Ведь отдали они магистраль на съедение в обмен на политическую инициативу.
Впрочем, так это или нет — точно не узнать. Да и не надо мне этого…
— А обо мне ты чего переживала? — спросил я Милену, осторожно гладя по голове. — Я ведь был далеко от места удара.
— Да? Как раз я и имела все основания. Когда стало известно об ударе, нашему редактору и твоему Голыбину было приказано совместно организовать выезд к месту трагедии машины с представителями прессы. Должны были прилететь представители центральных газет и репортеры. Голыбин разыскивал тебя, я точно знаю. Он и в редакцию пару раз звонил, меня спрашивал. Потом пропал. А потом я узнала, что две машины ушли на юг. И одна из них — «алдан». Что я могла еще подумать?..
— Бедная моя. — Я гладил Милену, а сам думал, каково было ей сидеть здесь, зная, что я уехал в самое пекло, под облако газа, не имея даже простого респиратора.
— Артур, я чуть с ума не сошла. Из рук все падало, работать не могла. Редактор отпустил меня домой, а там было еще хуже… Я успокоительных наглоталась, заснула даже…
— Все позади. Я здесь, живой и здоровый.
Она молчала, прижималась ко мне все сильнее, удерживая слезы из последних сил.
Видя, что девчонка опять на грани истерики, я поднял ее на руки и отнес на кровать. Уложил, лег рядом, обнял и стал осторожно гладить по спине, шее, голове, Шепча на ухо всякие глупости, лишь бы попасть в ритм движениям руки.
Постепенно она успокоилась, затихла. Обмякла. Задышала ровнее, ее руки обняли меня. Кожа стала горячей. Она сама стянула с себя тонкую футболку и нашла своими губами мои…
Последний день октября в Русинии отмечался как праздник чего-то там традиционного обрядового. Что-то из местных знаменательных дат. По этому поводу в городе и стране намечались торжества, но последние события заставили изменить привычный порядок дел.
И все равно как-то где-то праздник отмечали. И освещать в прессе его следовало в обычном порядке, то есть всесторонне.
Поэтому Милена утром и убежала ни свет ни заря. Я еще не встал с постели, а она уже приняла душ, привела себя в порядок, оделась, чмокнула меня в щеку и махнула рукой.
— Спи. Тебе надо восстановить силы.
— Разве я похож на немощного? — деланно удивился я. — Вроде повода так думать не давал, а?
Милена смутилась. Ночью я действительно не давал повода заподозрить себя в слабости.
— Все равно. Отдыхай.
Она опять поцеловала меня, увернулась от моих рук, погрозила пальцем.
— Хватит, хватит!
От вчерашней печали и отчаяния не осталось и следа. Она вновь была сама собой. Живой, задорной, полной энергии.
— Я позвоню.
— Это я позвоню. И заеду за тобой после обеда. Сходим в ресторан, отметим встречу и праздник.
— Посмотрим. Работы много.
— И смотреть нечего. Обойдется редактор без незаменимого сотрудника полдня. И не спорь.
Одарив меня лучезарной улыбкой, она убежала.
Едва хлопнула дверь, я вскочил, принял душ, оделся и тоже выбежал из квартиры. Время — восьмой час утра, следовало поспешить. Надо поработать с аппаратурой, просмотреть записи, сделать сводку новостей для парней. И попробовать выяснить дальнейшие намерения датлайцев. Вдруг они, ища своих, совершат какую-нибудь ошибку и вылезут из логова? Тогда все проблемы будут решены одним махом…
Радиокомплекс и сканер свое дело сделали. Отследили местонахождение датлайцев, определили рабочие частоты их радиостанций. Но… На этом успехи закончились. Датлайские разведчики, совершив, наверное, с десяток бесплодных попыток выйти на связь с руководством, сразу сменили частоты, коды и шифры. Как и предписывали инструкции. И теперь мы знали только старые частоты. И старые коды. Уже никому не нужные.