Предел невозможного - Страница 69

Продовольствие заняло большую часть кузова в джипе. Машина немного просела под тяжестью. Проверив, как закреплен груз, я забрал накладные, где стояли штампы и роспись заведующей, распрощался и покатил к выходу.

* * *

На армейском арсенале кузов загрузили полностью. Патроны к карабинам и ручным пулеметам, к станковым «скифам», к пистолетам, фанаты, выстрелы к подствольникам (этих немного). Два десятка контейнеров РПГ, противопехотные и противотанковые мины. Моток колючей проволоки. Тюки с армейской формой и тюк с обувью. В конце загрузили две пятидесятилитровые канистры с бензином. Солдаты помогли мне накрыть кузов брезентом и закрепить его. Начальник арсенала поставил печать на накладную, вывел витиеватую роспись и вручил мне.

— Поедете один?

— Да.

Он недовольно покрутил головой.

— Обстановка неспокойная. Диверсанты могут шляться по району. Аккуратнее.

— Конечно. Благодарю.

Проверив крепление брезента, я сел в джип. Стронул его с места. Ничего, тянет. По грунтовке пойдет нормально…

Еще одно место загрузки — редакция газеты «Новости Самака». Березин просил забрать прессу и письма бойцам. А также несколько бандеролей.

Прессу так прессу. Проверив крепление багажа, я поехал к редакции, что располагалась в центре города неподалеку от здания бывшей мэрии, превращенной в комендатуру.

Небольшое двухэтажное строение, выполненное в стиле «модерн». Бетон, стекло, пластик. Конечно, за последние годы внешний вид изменился, и далеко не в лучшую сторону. Косметический ремонт вернул зданию более-менее нормальный вид, но не смог полностью скрыть следы повреждений.

Машина подкатила к главному входу. Заглушив движок, я взбежал по ступенькам. Скользнул глазами по вывеске. «Редакция газеты «Новости Самака». Отдел агитации и пропаганды Министерства печати и пропаганды Югорской республики».

Толкнул стеклянную дверь. В холле никого. Большое окно, длинный коридор, несколько кабинетов. Узкий диван у противоположной стены, рядом кадка с цветами. На стенах две большие доски объявлений. Вывешены свежие номера разных газет, отдельно сводка с фронтов, международные новости, агитационные листовки, плакаты. Откуда-то доносятся голоса…

Не зная, к кому обращаться, я и пошел на эти голоса, попутно крутя головой. В коридоре освещение было слабоватым — экономили энергию.

Из ближней двери вдруг выскочил какой-то парень с бритой наголо головой и в больших очках. Он едва не налетел на меня, бормотнул «Пардон, мсье!» и попытался проскочить мимо.

Я легонько придержал его за рукав куртки и спросил:

— Где здесь ваш главный?

— Редактор? — Очки блеснули в тусклом свете. Зеленые глаза, ненормально огромные за стеклами, посмотрели на меня. — Восьмой кабинет. В другом крыле вторая дверь направо. Но заходить не рекомендую. Шеф в страшном гневе.

— Что, убили кого-то?

— Почему это убили?

— Ну, раз в гневе…

Парень с удивлением посмотрел на меня, пожал плечами.

— Нет вроде… Просто тираж вышел с опозданием на два часа. Да еще в усеченном виде. Вот редактор и разносит всех подряд.

— А-а! Ясно. Благодарю.

Отпустив парня, я пошел в указанном направлении, пытаясь представить, как это можно разносить кого-то, да еще на повышенных тонах, за такую ерунду. Попробовал бы мне кто-нибудь что-нибудь ляпнуть в таком тоне по поводу, например, опоздания на работу. Виноват — оштрафуйте или увольте, но шуметь! За такое и получить можно. Если и не кулаком, то словесно.

И вообще тратить нервы и силы на шум и крик — не уважать ни себя, ни оппонента.

* * *

За дверью восьмого кабинета действительно кто-то шумел. Слов не разобрать, но голоса слышны отчетливо. Барин изволит сердиться!.. Тираж не подали вовремя. И охота людям на мозги капать из-за такой ерунды…

Постучав, я открыл двойные двери и вошел внутрь. Взглядом охватил просторное помещение и людей, бывших в нем.

Два больших окна с открытыми форточками. Огромный стол в дальнем конце кабинета, рядом такой же, но поставленный поперек. Оба завалены листами разного формата, газетами, бумажками, фотографиями, вырезками, карандашами, ножницам, линейками и склейками. Два телефона на первом столе, пишущая машинка, настольная лампа, бюро…

Ряд стульев, на стене какие-то плакаты, графики. На шкафу большой радиоприемник, сейчас выключенный, графин с водой, два стакана.

Среди всего этого рабочего великолепия беседовали три человека. Двое в синих спецовках, в кепках. Лица озабоченные, напряженные, даже виноватые.

Третий маленького роста, кругленький такой, с изрядным брюшком. Нелепая челка придавала шарообразному лицу комическое выражение. Высокий лоб, эспаньолка, маленькие глазки. Брюки с подтяжками, расстегнутая на две пуговицы рубашка с закатанными рукавами.

Как ни удивительно, этот коротышка и издавал громкие звуки. Остальные больше внимали, изредка вставляя одно-два слова.

— … А следить за выпуском я буду?! Я? Может, мне перенести рабочее место в типографию? И черт с ними, с делами? А?

— День добрый! — громко сказал я. — Извините, что помешал.

Коротышка глянул на меня своими бесцветными глазами, пытаясь сообразить, что здесь делает человек в гражданской форме, с карабином за спиной и ножом на ремне.

— А вы кто? — спросил он тем же тоном, каким «разговаривал» с собеседниками.

— Томилин. Из управления строительных и восстановительных работ.